О ФОТОГРАФИИ

Фотоаппаратом у нас в роду умели пользоваться все. Когда мне было 8 — 10 лет, все родственники не считали за труд вставить пластинку в кассету и старым деревянным фотоаппаратом снять своих гостей или родню в праздник. К нам, мальчишкам, это тоже относилось: «Нечего лодырничать, ребята, ставьте аппарат, сейчас будете снимать». Мы заряжали при красном свете пару кассет стеклянными пластинками, ставили аппарат на штатив, накрывались тряпкой, по матовому стеклу строили «кадр», тут же шли в комнату проявлять тоже при красном свете, то есть видели весь процесс появления изображения. Сушили негатив на улице, потом печатали на дневной аристотипной бумаге, вставляя его в специальную рамочку и выставляя на солнце, потом макали в фиксаж — и готово. Фотографии получались немножко тонированные, сепия. Все старые фотографии тепловатые. Вот и вся учеба.

Движение надо все-таки снимать камерой более оперативной. Но я снимаю не узкими камерами, а широкими, 6 на 7 — «Асахи-Пентакс» и «Мамия РБ-67». А все, что можно делать, не спеша, снимаю старинной большой камерой: ставлю штатив, накрываюсь тряпкой, и пока не утрясу кадр, от этого места не отстану. Проявляю сам в ванной. Все разговоры о лабораториях мне не близки. Зачем ехать проявлять куда-то через всю Москву, если можно то же самое сделать дома в любое время суток? Я должен всегда знать, в чем ошибся, если со съемкой что-то не так. Сам я дурак, или кто-то другой напортачил? Меня научил этому опыт работы с «Правдой». Однажды я снимал Таллинскую регату. Мой знакомый Тимур Пинегин, легендарная личность, чемпион Олимпийских игр и мира, дал мне катер, чтобы я мог снимать в любых условиях: и в шторм, и в волну. Яхты опрокидывались, погода была чудовищная. Я наснимал такого, что мало кому удавалось. Съемку запороли в «Правде». С тех пор я больше не рисковал отдавать в чужие руки то, что мне дорого, то есть результаты собственного труда.

В фотографии, очевидно, много жанров. Но как применить это понятие к тому, что я делаю, не знаю.

Я снимаю пейзажи, вулканы, старую русскую архитектуру и искусство. Во всех случаях каждая сделанная фотография должна нести состояние — целостность увиденного, связанная с моим ощущением в данный момент и, обычно, объединено впоследствии с другими фотографиями. Каждая фотография должна быть композиционно организована как плоскость (поверхность), не разрушая ее. (Как всякое искусство, имеющее дело с плоскостью, фотография подчиняется тем же законам.)

К тому же я не занимаюсь отдельной фотографией. Тема держится на нескольких обобщающих кадрах, дополняется кадрами, несущими дополнительную информацию. Это об альбомах.

Об отношении к материалам.

Мой отчим сказал:

Хороший оператор снимет и «стеклянной пуговицей».

В большой степени это верно. Но материал и фото-техника играют большую роль. Излишнее количество объективов, камер и фотоматериалов усложняют работу, отвлекают возможностью многих вариантов. К тому же связывают физически. Я работаю в походных экспедиционных условиях, когда каждый грамм на учете — все носишь сам и на себе.

Три основных объектива решают все мои задачи. Также фотопленка, которую я уже знаю, и деревянная камера. Желательно 13´18 см.

Человеческий глаз видит совсем не так, как объектив. Все решает картинка на матовом стекле, а не то, что перед глазами. Это самый интересный момент в работе.

Самая сложная задача — уйти от натурализма. Использую светофильтры, различные расстояния, построение кадра.

Пейзаж — прежде всего состояние природы и свое тоже. Оно может быть интересным, а может — безразличным. Если снимаю на природе, ставлю палатку, рядом с которой круглые сутки горит костер. Ухожу радиально в разные стороны от «базы» и пока не найду там что-то интересное, этого места не сменю.

В последнее время чаще снимаю на большой формат, стал работать, что называется, более стационарно. Камера 13 на 18 с оптикой, кассетами и штативом — тяжелый груз. Снимать старые города проще: всегда можно оставить часть груза в гостинице. Если работаю на природе, всегда имею базу, откуда делаю вылазки с меньшим грузом. Работа с крупноформатным аппаратом ко многому обязывает, расширяет возможности. Начинаешь заниматься действительно фотографией. Вырабатывается правильное отношение. Что такое фотография и вообще всякое искусство, имеющее дело с плоскостью? Задача — не «протыкать» плоскость изображением, а так организовать композицию кадра, чтобы она не разрушала эту плоскость. Это относится ко всему — и к пейзажу, и к натюрморту, и к портрету. То, что снимаешь узкой камерой, годится только для родственников, в лучшем случае — для репортажей. Чтобы снимать всерьез, не нужно спешить.

Нормально и ни одного кадра в течение дня не снять. Совершенно нормально. Дважды я был на Байкале. Не снял ни одного кадра. Тупое пустое небо, отражающееся в озере, выгоревшие летом, «никакие» склоны… Что там снимать и кому это нужно? Байкал — объект очень интересный и сложный. Чтобы снять его как следует, там надо жить: искать интересные временные состояния ранней весной или поздней осенью, или когда лед начинает рушиться, и шторма гоняют льдины. Чтобы хорошо прочувствовать любой пейзаж, в нем надо жить какое-то время.

Живопись и фотография — совершенно разные вещи, хотя есть и точки соприкосновения. Книга, составленная из фотографий, — большая мозаика, выстраивающаяся в результате в некую картину, создающая определенное состояние. Наснимать видов — нет ничего проще. И в то же время сложнее. Я не снимаю Москву, потому что я ее не «вижу», у меня нет к ней собственного отношения. Да и не хочу ее снимать. А вот в Псков могу ездить сто раз, пока не сниму его так, как мыслю, таким, каким он мне нравится. Или в Новгород, или в Кижи. Я вообще тяготею к русскому Северу — из-за архитектуры и соответствующего настроения. Решая такие задачи, приближаешь фотографию к искусству.

В Суриковском институте, где я учился, преподавали наши великие искусствоведы — Виктор Никитич Лазарев, Михаил Владимирович Алпатов и Андрей Дмитриевич Чегодаев. Их книги до сих пор — основа для студентов. Читая лекции, показывали нам иллюстрации. Чегодаев водил в запасники Пушкинского музея. Ему все доставали, всегда шли навстречу: он был очень человечный человек. Алпатов, наоборот, был требовательный: не дай Бог ошибиться с датой создания какой-нибудь иконы. Конечно, часто на занятиях проецировали на стенку слайды — Феофан Грек, Дионисий, Андрей Рублев… Позже я попал в Новгород, в церковь Спаса на Ильине, до самого верха расписанную Феофаном Греком. Когда поднялся на леса и увидел их нос к носу, впритык, я был изумлен. И тут же написал заявку в издательство «Планета»: «Давайте снимать Новгород». И «Планета» быстро среагировала. Так из-за потрясения фресками Феофана Грека, снял альбом про Новгород. Вот таково приблизительно соотношение фотографии и реальности.